Дедушка 2.0. Пути неисповедимы… - Алексей Шипицин

Женька сдал какой-то труднейший то ли зачет, то ли экзамен, и в честь этого явился на работу навеселе. Стал приставать к ней, в любви объясняться, обниматься полез. Перепутал, видимо, с кем-то под воздействием «праздника». Или померещилось. Как говорит молодежь, «глюк словил».

Она его уложила спать. Утром он вообще ничего не помнил, улыбался, как обычно. Но ситуация для нее стала не очень комфортной. И она попросила перевести Женьку в другую смену. Так, на всякий случай, от греха подальше. Правду она, конечно, не рассказала, что-то напридумывала насчет несовместимости характеров и прочей психологической галиматьи.

А сама в глубине души была ему даже благодарна.

Она давно перестала считать себя молодой и красивой. А после того, как уехал Юрий, совершенно перестала следить за собой. Ее так неожиданно начавшаяся «вторая молодость» так же неожиданно и закончилась. Она постепенно превращалась в старуху. Так себя и ощущала, так и жила. И думала, что все окружающие воспринимают ее такой же. А тут вдруг – Женькины поползновения…

На следующую смену к ней отправили Марину, женщину чуть постарше ее. Люба сначала образовалась, но ненадолго. Оказалось еще хуже. Марина, мало того, что была болтливой, ни минуты не могла посидеть молча, так еще и совсем недавно стала бабушкой. И у «бабы Марины», как она сама себя называла, словно «крышу снесло». Все мысли и разговоры были только о своей «Катеньке, Катюше, Котеночке». Вариантов имени было много. О приближающемся вечере Люба теперь думала с еще большим ужасом, чем раньше. Да, она бежала от одиночества, но лучше уж тягостное молчание наедине с собой, чем эти бесконечные рассказы о чужом счастье.

Она рано укладывалась спать, расстраивая напарницу, которой просто жизненно необходимо было кому-нибудь рассказать, как хорошо Катенька сегодня покушала и как хорошо покакала. Самой Любе так и не довелось понянчить внука. Она его даже ни разу не видела. Не говоря о том, чтобы на руках подержать.

Ей было невыносимо слушать бесконечные подробности семейной суеты вокруг подрастающего ребенка, такой хлопотной и беспокойной, но и такой желанной.

А утром все начиналось сначала, причем с новой энергией и с новыми эмоциями – за ночь Марина успевала соскучиться по внучке.

Люба не могла больше терпеть эту ежевечернюю и ежеутреннюю пытку. Упросила директора охранной фирмы, Федора Борисовича, и, в порядке исключения, он разрешил ей дежурить одной – «за себя и за того парня», то есть за «ночника». Справлялась она с повышенной нагрузкой без проблем – чем меньше было свободного времени, тем лучше. Да и получать стала больше. И, самое главное, никто к ней не приставал – ни в прямом, ни в переносном смысле. А одиночество? Что ж, она начинала к нему привыкать…

Можно, конечно, предложить вообще универсальный график работы – не «два через два», а «четыре через ноль» – и просто переехать сюда… Безумная идея.

Мысли про Алену она старалась выбросить из головы. Когда дочка исчезла в первый раз, Люба, естественно, очень переживала, но была уверена, даже знала, что это ненадолго – Алена вот-вот найдется. И она сама, Люба, могла предпринимать какие-то действия, что-то делать конкретное, а не просто ждать. Сейчас все было по-другому. Сейчас она ничего не узнает, пока ей об этом не сообщат. Кто? Она тоже не знала. Может быть, Дима, если он на самом деле в курсе событий. Может быть, сама Алена объявится и привезет внука. А могут и батюшки выйти на связь с какой-нибудь «благой» вестью. Ей оставалось только одно – ждать…

После того, как уехала Алена, она впала в глубокую депрессию. Люба подозревала, что Дима знает, где она. Но была абсолютно уверена, что он об этом никому не скажет. Не только ей. А, может быть, особенно ей. Даже под пыткой. Даже на исповеди самому господу богу. Или она ошибается, и Димка тоже ничего не знает? И здесь задействованы совсем другие люди…

А началось все, когда уехал Юра. Нет, она его не проклинала, даже не осуждала. У него там своя жизнь, своя семья. Дети, в конце концов. Восемнадцать лет просто так не выбросить. Проклинала себя – тоже мне, принцесса, «раскатала губу», счастья захотела. Обойдешься…

А ему она была все-таки благодарна за те несколько дней «осенней весны» три года назад.

Она уволилась из салона. Уж очень многое там напоминало об Алене. Девчонки буквально замучили ее сочувствием и расспросами – нет ли новостей. Их можно было понять – Алена родной для них стала за время работы здесь. Многие ее почти дочкой считали. Особенно после того, как стали принимать активнейшее участие в преображении Аленкиного облика. Люба все понимала, но что она могла им сказать? Ищут, просят надежды не терять и верить в лучшее.. А окончательно ее добила новая бариста. Хорошая девчонка, очень милая. Но… Такая же рыжеволосая, такая же веселая и общительная. Позитивная. Хозяйка, видимо, искала полную замену Алене – во всех смыслах.

Люба готова была так же из дома уйти – там-то «Алены» ведь еще больше было. Да только идти было некуда.

Она устроилась на работу в охрану завода. А что – совсем близко от дома. И самое главное – она сможет как можно меньше времени находиться дома. График работы – двое суток через двое – ее в этом смысле вполне устраивал. Платили мало, но ей одной хватало…

Ей выдали форму. Она еще с молодости знала, что форма ей очень идет, как-то даже в стюардессы мечтала попасть исключительно из-за этого. Но не такая же форма! Черная спецовка с нашивками на рукаве и на груди, с огромными желтыми буквами через всю спину – «охрана». В такой форме она чувствовала себя совсем неуютно. Но потом привыкла. Черная так черная. Как все вокруг. Как вся ее жизнь.

У ворот засигналила какая-то машина. Она взглянула в окно – цемент привезли. Эти бочки всегда колоннами приезжают, несколько машин сразу. Сейчас начнется суета. Люба набросила куртку и выскочила из бытовки.

Пятница, 10-30

– Мама, мама, вот, – выскочил из дома Ванюшка, протягивая ей какую-то коробочку.

– Вы в дом заходили? – ахнула она.

– Все нормально, под контролем, – успокоил ее дядя Гена. – Ему же интересно. Вот, смотри, он клад нашел.

– Клад? – она взяла у Ванюшки находку.

– Ну да. А что это еще может быть?

– Где нашел?

– В доме, под полом, между бревнами. Что-то блестело, он и вытащил.

Ясно – он обнаружил то, что и она заметила. А он, как сорока, за всякими «блестяшками» охотится.

Она покрутила клад в руках, рассмотрела со всех сторон. Продолговатая шкатулка, сделанная в виде маленького сундучка, снаружи обитая железом. Потому и блестела. Нет, не железом, оно бы заржавело. Какой-то другой металл – желтоватого цвета, солнечного.

– Медь, – подсказал дядя Гена. – Или бронза. Дорогая, судя по всему, вещица. Потому что древняя.

Что за бред? Какой клад в бабушкином доме? Откуда здесь сокровища? Алена попыталась открыть плотно подогнанную крышку, вопросительно посмотрела на дядю Гену.

– Закрыта, я уже пробовал. Ключа нет, – и, видя ее разочарование, рассмеялся. – Ладно, смотри. Я уже открывал.

– Без ключа? Чем?

– Вот, – он показал отвертку, – сама-то шкатулка крепкая, а замок весь сгнил.

– И что там?

– Сокровищ там нет, – то ли успокоил он ее, то ли расстроил. – Бумаги какие-то.

Он снова подцепил крышку, что-то в шкатулке щелкнуло, и крышка открылась. Алена заглянула внутрь.

– Здесь же пусто?! Ничего нет…

– Конечно, вот они. Как говорится, мухи отдельно… Шкатулка, конечно, ценность представляет. Антикварную. А прятали вот это…

Он передал ей небольшой сверток, завернутый в плотную холщовую тряпицу. Она развернула – там лежало несколько листков бумаги, судя по всему, откуда-то вырванных.

– Что это?

– Не знаю, не успел разобраться. Похоже на чей-то дневник, с датами. Старый, еще с «ятями».

– С чем?

– С твердыми знаками. Их после революции отменили. Значит, еще при царизме записывалось.

Алена удивилась еще больше – ну ладно, клад. Кто-то из предков поднакопил денег и спрятал… Но кто вздумал прятать в бабушкином доме дневник? Зачем? От кого?

Ладно, потом разберемся. Сейчас не до этого. Она положила шкатулку и сверток на заднее сиденье, рядом с детским креслом.

– Дядя Гена, поехали. Ваня, садись в машину. Нам еще в одно место заехать надо.

Пятница, 11-00

Теперь заехать надо было самосвалам с ПГС – песчано-гравийной смесью. Так и шла целый день вереница машин, когда меньше, когда больше. Производственный процесс не прекращался. Ненасытный монстр требовал очередной порции еды. Завод напоминал ей какой-то гигантский живой организм с очень странным вкусом, который пожирает в неимоверных количествах все эти цементы, смеси, арматуры и прочие «деликатесы», потом пережевывает и переваривает где-то в своем чреве. А в итоге такой бурной жизнедеятельности получаются вполне приличные и аккуратные железобетонные изделия…